Охота на ведьм в Куйбышеве 1960-70гг. (XXVII)

ненависть к Кузнецову клокотала 10 лет назад

Долгое время не понимал откуда такая нелюбовь выпускников Куйбышевского авиационного института к выпускникам гуманитарных специальностей Куйбышевского государственного университета (она выплескивалась еще в 2010 годах в пароксизмах ярости персонально против нынешнего председателя комитета по бюджету Самарской губернской думы Виктора Кузнецова – выпускника истфака КГУ в 1984 г.).

И только недавно понял, что дело здесь в том понимании идеологии власти, которое появилось в конце 1960 годов.

По сути дела какой-то внятной позитивной идеологии именно после краха практики «социализма с человеческим лицом» в Чехословакии в Союзе не вырабатывали. 

А ведь еще за несколько месяцев до вторжения в Чехословакию даже такие официальные журналы как «Советский Экран», были заполнены заметками о творчестве Василия Аксенова, Андрея Тарковского – это оттепель мозгов была не в Праге, а в Москве. При относительно молодом Брежневе.

Что же касается провинциального Куйбышева., да, посты секретарей по идеологии в правящей партии в городе возглавляли женщины, изображавшие из себя правоверных фанатиков типа Лидии Денисовой, Зинаиды Бенгиной, Тамары Гордеевой, закончившие разные Академии общественных наук при ЦК КПСС, но в реальной жизни все они были закоренелыми прагматиками, умело устраивавшими свою жизнь явно не по Моральному кодексу строителей коммунизма.

Вся же так называемая идеология сводилась к пропаганде официального курса власти и желанию консервировать общество.

Ну какая научная идеология могла объяснить строительство социализма в Анголе, Эфиопии и Мозамбике, где невест меняли на коров, а в губу женщинам закатывали блюдечки? А ведь Советская армия, стоявшая в этих странах на страже режимов все это видела и несла информацию о происходящем на родину, включая такие уголки как Куйбышев, откуда в военные переводчики рвалась самая продвинутая молодежь…

Более того, убогость «официальной идеологии» была подтверждена в начале 1980 годов и самой властью, когда во всех обкомах партии, еще до прихода Горбачева, в отделах идеологии кроме пропаганды появились секторы контрпропаганды, правящий режим сам расписывался в том, что его пропаганда – не жизнеспособна, а власти нужен второй костыль, на который она сможет какое-то время опираться.

Между тем, в Куйбышеве с 1970 годов неофициально считалось, что исторический факультет КГУ готовит не только преподавателей обществоведения и истории, но и сотрудников комсомольских и партийных органов. Будущую номенклатуру.

Уже рассказывал, как люди по распределению уезжая в села учителями истории, уже через год оказывались в райкомах комсомола и начинали строить свою номенклатурную карьеру. Так из учителей Чапаевска двинулась во власть Зинаида Бенгина, впоследствии доросшая до обкома КПСС. Такие кадры получали работу во власти по диплому и образованию, выпускники технических вузов такого преимущества не имели, чтобы расти им надо было заниматься реальной общественной работой, начиная с институтской скамьи. Кто-то рос именно так с первого курса, а кто-то после окончания вуза посещал партийные кружки самообразования при райкомах на Безымянке, где руководили инженеры – марксисты, мягко говоря не любившие официальных обществоведов мегаполиса. Именно здесь произрастала будущая нелюбовь к социологу Евгению Молевичу и областному чиновнику Виктору Кузнецову.

Из инженеров в неофициальный марксизм в 1970 и 1980 годы проросли и такие известные оппозиционные активисты Куйбышева как Марк, Солонин, Владимир Гинзбург и Алексей Разлацкий. Они тоже изначально не имели за плечами опыта провинциального гуманитарного образования.

индейцы в КГУ были легальным вариантом нонконформизма

В отличие от кружковских марксистов выпускники исторического факультета отличались редкой дисциплинированностью, за исключением Виктора Давыдова никто из них в число явных инакомыслящих не входил – фронда, если и имела место, то только в виде любви к индеанистике, благо в КГУ был свой доктор наук, специалист по Штатам,  Борис Козенко. Эти люди четко видели цель и старались ей следовать. В археологи, настоящую историческую науку, рвались единицы, власть манила больше.

А вообще, как вспоминают выпускники университета 1970-х те же студенты – юристы, в отличие от студентов – историков «тревожные письма» на своих сокурсников не писали… В те времена юристов во власть брали не очень охотно и они локтями друг друга не расталкивали. Даже у экономистов было проще чем у историков – здесь лежит ответ на вопрос, почему в КГУ и потом в обкоме КПСС задалась карьера сына генерала Власова – Андрея Подмазенко.

семье Храмковых досталось после его ухода

Он был политэкономом, а там стукачество на коллег не было распространено.

Еще одной хорошей традицией гуманитариев университета было пинать упавшего льва. Сколько всякого вылилось, например, на дочь Ленара Храмкова после того как ее отец в 1994 году перестал был ректором Университета. Видимо еще и поэтому уже в 2010 годах Игорь Носков, которого доносами свалили с ректора СГУ на уровне федерального Минвуза не остался заведовать кафедрой в университете, а ушел в другой вуз.

Конкуренция среди цеха историков Куйбышева в 1960-1980 годах шла и по персоналиям, относительного того, кто в какую группировку входит, на кого ориентируется: Наякшина – Яковлева – Медведева, потом, когда появились Молевич (не совсем историк, но близко), Борис Козенко, Ленар Храмков, Петр Кабытов стало легче, накал спал.

Копейкин закончил эпоху историков

Кстати, самый пик конфликта гуманитариев и тех кто понимал идеологию, как набор пропагандистских штампов случился в Куйбышеве, в конце 1980 годов,  когда обкомом КПСС руководил Валентин Романов. Он убрал с секретарей обкома по идеологии доктора исторических наук Геннадия Деревякина и утвердил после конференции на этом посту математика, экс-ректора Железнодорожного института Сергея Копейкина, ничего не соображавшего ни в идеологии, ни в пропаганде. Копейкин попытался резко построить под себя свой отдел идеологии, но получил резкий отлуп, тогда уже никто не скрывал, что во власти пошел раскол.

Видимо приход Копйекина в обком на сектор аналитики и разрушающейся  идеологии и стал тем пределом после которого власть перестала нуждаться в выпускниках исторического факультета университета. Управленцев нового качества стали готовить такие институты как МИР, другие вузы по специальностям менеджеры, юристы… Государство даже по формальным признакам перестало быть идеологическим и историки рванули, кто в аппарат КГБ, кто в оппозиционные партии. Заказ на археологов и учителей истории не мог быть массовым. А такие историки, все-таки попавшие в начале 1990 годов Белый дом как Виктор Кузнецов и Федор Садчиков получили второе юридическое образование.

Изменились и сами историки – Кабытов, например, быстрее других сообразил мейнстрим новой власти, ее заказ на тотальную переоценку и сумел донести это не только до сына, но и для таких молодых историков как Михаил Матвеев.

Изменились опции и других гуманитариев: философы, которых зачем-то массово выпускали в 1990 г. в Самарской гуманитарной академии стали никому не опасны и не интересны в отличие от некоторых социологов и политологов, выступления которых имеют более прикладной и пропагандистский характер.

Фавориты же 1970-1980 гг. профессиональные историки мечутся от разноцветного пиара как блогер Бегун, до развода выпускников провинциальных школ на платное образование по международным отношениям, после получения которого некоторые папы и мамы мечтали о работе для своих чад в иностранных компаниях.

Олег Мочалов

Ну, а образцом растерянности историков в современных условиях можно считать поведение ректора Педагогического университета Олега Мочалова летом прошлого года, когда он зачем-то показал федеральному министру печальное состояние одного из корпусов вуза, после чего тот вернувшись в Москву потребовал типа посмотреть, что это за ректор… сейчас принято рапортовать только об успехах…