Кондратьев не вышел на связь

дорога жизни

На этой неделе продолжили вместе с родными изучать боевой путь деда-прадеда Николая Ивановича Кондратьева по вновь открывшимся обстоятельствам из военных архивов.

Уже рассказывал, что первоначально мы установили что он пропал без вести не в 1942 году, как думала семья в боях под Ржевом, в апреле 1944 г. во время наступательной операции 311 стрелковой дивизии на Псков.

Кроме того, узнали несколько обстоятельств — как повозчьий в транспортной роте оказывается он весной 1943 года был награжден медалью «За оборону Ленинграда», а еще смутила формулировка в боевом приказе о потере (где упоминались имя- отчество бабушки Елена Яковлевна) — «не вышел на связь».

Что значит не вышел на связь? Он разведчик что ли в тылу врага?

Начали искать информацию по конным перевозкам, связанным с Ленинградом в годы войны и выяснили интересный факт, оказывается первые обозы с продовольствием по льду Ладожского озера в город революции повезли не военные водители, а повозчьи на лошадях. Вот и снимается вопрос — за что деда медалью наградили.

Тут же опять рассказы вспомнили, что после политических репрессий 1930 годов дед устроился на работу в конную артель «Энергия» на современной Клинической 255б и часто гонял на лошади зимой то за дровами за Волгу (в сторону Рождественно), то что-то со спиртзавода привозил. В общем, перевозки по зимней реке были для него обычным делом.

клиническая 255б

Наверное, когда искали конных возчиков для «дороги жизни» предпочтение отдавали тем, кто знает как прокладывать навигацию для груженой лошади по льду.

В общем обкатку для Ладоги дед на маршруте Куйбышев — Рождественно проходил.

Нашел мемуары про конные обозы в «дороге жизни»:

Ариф Васильевич Сапаров Советский писатель и журналист, военный корреспондент. Непосредственный участник и первый летописец героических рейсов по ледовой трассе — легендарной «Дороге жизни»,

Дорога жизни:

Проверить прочность ледяного покрова на озере могли только люди: с воздуха и тонкий, и толстый лед выглядит одинаково.

Командира дорожно-эксплуатационного батальона майора Алексея Можаева вызвали в Смольный телефонограммой.

Разговор в Военном совете был непродолжительным. Принимавший комбата генерал приказал доложить обстановку. Внимательно выслушав ответ, он поднялся из-за стола.

— С местным населением поддерживаете связь? — спросил генерал, испытующе глянув на Можаева.- Что говорят рыбаки? Можно ли сейчас перейти озеро?

Можаев сказал, что даже старые рыбаки в прибрежных деревнях, с которыми он советовался, не припомнят случая, когда бы санный путь установился в ноябре. Лед еще очень тонок. Едва отойдешь от берега, как сразу начинает потрескивать.

Невзирая на опасности, генерал приказал Можаеву снарядить разведывательный отряд, который должен перейти озеро, проложив трассу к Кобоне, к запасам хлеба.

— Нельзя терять даже часа! — настойчиво повторил он, отпуская Можаева.- Спасение ленинградцев в ваших руках…

…Донесение поступило лишь под утро. Оно было немногословным. Командир разведки сообщал, что ему удалось разыскать дорогу в обход майиы, что отряд достиг Кобоны глубокой ночью, не потеряв ни одного человека.

Невольный вздох облегчения вырвался у всех, кто был в штабе батальона. Значит, ледовая трасса пробита!

Тотчас Можаев велел седлать коня. Он не мог и не хотел больше ждать ни минуты. Комбат решил лично проверить надежность ледяного покрова по всей трассе, пройденной разведчиками. Если лед способен выдержать коня с всадником, стало быть, выдержит и конную упряжку.

На озере еще стлались серые предрассветные тени, когда Можаев выехал в путь. С непривычки его конь скользил подковами по гладкой поверхности озера, испуганно фыркал и настораживался перед снежными сугробами.

Комбат рассчитывал еще до полудня попасть в Кобону и нетерпеливо погонял коня.

Очень, должно быть, странно выглядел этот одинокий всадник в полушубке и валенках, скачущий ни свет ни заря среди озерной равнины.

За четыре часа майор Можаев действительно сумел пересечь озеро. Его появление в Кобоне было радостной неожиданностью для всех.

Не оставалось больше никаких сомнений: надо немедленно снаряжать конные обозы с хлебом для ленинградцев.

В тот же день — а случилось это 19 ноября 1941 года — первые подводы с хлебом прибыли на западный берег.

Дорога жизни была пробита.

К мысу Осиновец на западном берегу Ладоги потянулись конные обозы. Везли обозы главным образом ржаную муку. Отправляли их круглосуточно, один за другим.

Лед на озере еще не успел окрепнуть. Грузили в сани по два мешка муки. Никто не отваживался на большее потому, что и с этой нехитрой поклажей приходилось изрядно помучиться, прежде чем достигнешь цели.

На поездку из Кобоны в Осиновец требовалось обычно около десяти часов. Нередко ездовые подолгу блуждали по ладожской равнине, потеряв ориентировку на ее однообразных заснеженных просторах. Случалось и так, особенно ночью, что, сбившись с пути, они по ошибке приближались к шлиссельбургскому берегу, невольно подставляя себя под немецкие пулеметные очереди.

Хуже всего было, конечно, в метельные безлунные ночи. Опознавательные вешки, которыми разметили трассу дорожники, в такие ночи помогали плохо. К тому же многие вешки сбивало ветром, заметало сугробами.

Обозы пробирались ощупью, по завьюженным тропам или просто по бездорожью. Часто останавливались, ждали отставших, а кругом бушевала слепая ладожская стихия, угрожая бесчисленными опасностями.

Ездовые этих обозов честно выполнили свой солдатский долг. Иные из них пожертвовали жизнью. Почти ежедневно обозы нарывались на бомбежку, на пулеметный обстрел с вражеских «мессершмиттов». Бывало и так, что измученные лошади с обледеневшей сбруей и седыми гривами, проплутав всю ночь по озеру, возвращались наутро в Кобону, и с саней снимали закоченевшие трупы погибших ездовых….